I

Иван со всей силы навалился на простой крест из двух толстых веток, скрепленных между собой грубой веревкой. Дерево легко вошло в рыхлую землю, накиданную поверх свежевыкопаной могилы. Слепцов сделал пару шагов назад и внимательно осмотрел дело своих рук. Небольшой могильный холмик располагался на пологом склоне, спускавшемся от маленькой полянки к лесному ручью. «На первое время сойдет», — подумал Иван, вытирая руки о старую футболку с полинявшим от времени принтом на груди. А большего было и не нужно. В конце концов, вряд ли кто-то будет добираться в такую глушь, чтобы помянуть его отца после того, как Иван уйдет с этих мест. Да и некому было приходить на эту могилу. Иван был единственным родным человеком у покойного.

Бабушка и дедушка умерли еще до того, как маленький Ваня появился на свет, а маму рак доконал двадцать лет назад, когда ему было всего семь.

Несмотря на то, что с того страшного дня минуло уже двадцать лет, Иван помнил его во всех деталях. Помнил, как проснулся погожим летним утром в прекрасном расположении духа и, позавтракав вкусной кашей с ягодами, которую ему сварила другая бабушка — мамина мама, принялся возиться с любимыми игрушками — желтым автобусом и красивым бело-синим вертолетом. Папа еще не вернулся. В последние дни он постоянно ездил в больницу, где лежала мама. У нее была болезнь со странным и одновременно забавным названием «рак». Вот только взрослые почему-то, услышав это слово, сразу менялись в лице и становились угрюмыми.

Из своей комнаты Ваня услышал, как открылась входная дверь, и в квартиру вошел отец. Он заглянул в детскую и, молча потрепав сына по густой шевелюре, направился в кухню, где гремела посудой бабушка. Они закрыли за собой дверь, и мальчик не слышал, о чем разговаривали взрослые. Но через некоторое время до него стали доноситься какие-то странные сдавленные звуки. Они становились все громче, пока не превратились в жуткий протяжный вой.

Удивленный Ваня подошел к кухонной двери и открыл ее. Стоявшая у окна бабушка резко отвернулась, закрыв лицо ладонями. Отец же поднялся из-за стола и, обняв сына за плечи, провел его обратно в комнату. Там он уселся на детскую кровать сам, усадил Ваню на колени и начал сбивчиво объяснять, что мама утром умерла. Из всех этих объяснений Ваня понял лишь то, что мама домой больше не придет. Солнечный день сразу стал каким-то серым, а валявшиеся на полу желтый автобус и бело-синий вертолет — противными и гадкими. Ване даже захотелось спрыгнуть с коленей отца и разломать игрушки на мелкие части.

А через несколько дней после похорон осунувшийся и внешне постаревший на несколько лет отец зашел в комнату к сыну и сказал взять то, что было ему нужнее всего. Они уезжали. Далеко-далеко, в большой-пребольшой лес, как сказал папа, где он и Ваня будут жить только вдвоем на чистом воздухе, есть только свежую еду и жить в деревянной землянке. В этом лесу не будет асбеста, ядовитых газов и вредных пищевых добавок, которые убивают людей.

«Больше в моей семье от рака никто не умрет», — веско закончил папа и пошел собираться.

Следующим утром отец с огромным туристическим рюкзаком за спиной и Ваня с красивым новым оранжевым рюкзаком поменьше в последний раз вышли из своей некогда уютной двухкомнатной квартиры, которая после смерти мамы стала осиротевшей и чужой. Они направились к дяде Коле — папиному другу, чтобы отдать ему ключи и доехать на его машине до автобусной станции. Оттуда Слепцовы направились прочь из города, где Ваня прожил всю свою жизнь. Дорога была долгой. Они пересаживались с одного автобуса на другой — каждый последующий был меньше и дряхлее предыдущего, — пока не приехали на некогда белом, а ныне изрядно посеревшем старом дребезжащем ПАЗике в какую-то непонятную деревню.

Был уже вечер, и на деревянные, потемневшие от дождей и времени избы опускались летние сумерки. Отец начал стучаться в двери домов в поисках ночлега. В третьей избе им разрешили переночевать и даже накормили. Голодный и уставший Иван налопался до отвала гречки с сосисками и, едва улегшись на железную пружинную кровать с постеленным сверху видавшим виды матрасом, сразу уснул.

Утром отец, спавший ночью на полу у кровати, разбудил сына спозаранку, и они, поблагодарив хозяев за гостеприимство, двинулись дальше.

Практически сразу за деревней начинался глухой лес. Иван не знал, шли ли они в какое-то конкретное место, или отец вел его куда глаза глядят, но дорогу старший Слепцов выбирал уверенно. Уже через час мальчик устал. У рюкзака были мягкие лямки, но и они безжалостно натирали плечи, ноги постоянно спотыкались о поваленные стволы деревьев, а острые ветки так и норовили выколоть глаза. Тем не менее, отец согласился лишь на пятиминутный привал, после чего сурово приказал идти дальше. Так они и шли, делая короткие перерывы примерно раз в час, каждый из которых казался мальчику вечностью. Злые комары садились на любые не закрытые плотной одеждой места, а рюкзак, в котором лежала лишь кое-какая одежда, да желтый автобус с бело-синим вертолетом, весил, казалось, целую тонну.

Они шли почти до самой темноты, пока отец вдруг не остановился и не сказал: «Здесь. Здесь мы и будем жить».

Ваня с удивлением огляделся. Они стояли не небольшом пятачке среди высоких сосен. Из-за ветвей едва проглядывало окрашенное красноватыми оттенками заката небо. Чуть ниже по склону холма шумел ручей. В одном месте между деревьями даже было видно белую пену воды, струившейся по камням.

Не было видно одного: места, где они должны были спать этой ночью. Но отца, казалось, это не волновало. Он с облегчением скинул со спины тяжелый рюкзак и начал доставать из него туго скатанную темно-зеленую палатку и два спальных мешка.

— Иди, поищи сухих веток на костер, — не оборачиваясь, бросил старший Слепцов сыну.

Так Иван получил свое первое задание во внезапно наступившей взрослой жизни. Затем были сотни таких заданий или уроков: он учился рыть землянку, валить деревья, охотиться из ружья, которое непонятно откуда оказалось у отца, ставить силки на птиц, удить рыбу в ручье, находить грибы и ягоды, и отличать съедобные от несъедобных. Иван никогда не спрашивал у отца, откуда у того были все эти знания. Он просто делал то, что ему говорили, и учился выживать в тайге, один на один с диким и жестоком миром, где неоткуда было ждать помощи и можно было рассчитывать только на себя.

С годами Слепцовы сносно обустроили свой быт на небольшой полянке, затерянной в глухом лесу. У них появилась землянка, где они спали. Внутри были столы, стулья, кровати и полки, сделанные из неотесанного дерева. Еще две землянки служили баней и сараем, а на берегу ручья был разбит огород.

Несколько раз Иван пытался завести разговор про их прошлую жизнь в городе, про маму, бабушку, бывших знакомых и соседей, но отец в такие моменты становился угрюмым и замыкался в себе.

 

Шли годы. Иногда старший Слепцов уходил в ту самую деревню, откуда они так долго шли пешком, за припасами в виде консервов, макарон и круп, книгами и учебниками, по которым учился Иван, а главное — батарейками для фонарей и небольших диодных светильников, развешанных по землянкам. Но он никогда не брал сына с собой.

Однажды весной, когда Ивану было уже двадцать семь лет, отец в очередной раз ушел в деревню. Когда он не вернулся к вечеру, младший Слепцов даже не заволновался. Тот часто оставался переночевать у кого-то из местных жителей и возвращался только на следующий день. Но ночь прошла, очередной день клонился к закату, а отца все не было. Иван обошел всю округу, но никого не нашел. Он уже собирался идти дальше, к деревне, где никогда не бывал, но знал туда дорогу, когда отец, наконец, вернулся. Приполз с переломанной ногой и глубокими ранами на груди и руках от медвежьих когтей.

Почти две недели Иван пытался выходить израненного и истощенного отца, но однажды вечером в начале мая — скорее всего, это был май, хотя Слепцовы уже давно перестали жить по каким-либо календарям, — тот умер.

Всю ночь сын просидел возле остывающего тела, размышляя, что делать дальше. Даже став взрослым, Иван никогда не понимал причин, почему они ушли от других людей в лес и остались жить там. Он не разделял овладевший отцом после смерти матери иррациональный страх перед «химией и радиацией, пропитавшими всю современную цивилизацию и убивавшими жителей городов». Все эти годы Иван мечтал вернуться к людям и жить нормальной жизнью: спать на мягкой постели в нормальной квартире, а не на лапнике в землянке, покупать продукты в магазине, а не заниматься охотой и огородничеством. Повзрослев, он пытался пару раз завести разговор об этом, но отец всегда резко обрывал попытки даже обсудить такую возможность, и Иван, с детства приученный к послушанию, никогда не осмеливался перечить.

Теперь, сидя в полной тишине в привычной, но ставшей такой постылой за долгие годы землянке, он понимал, что больше не может в ней оставаться. Нужно было возвращаться обратно к людям.

С такими мыслями, едва рассвело, Иван спустился к ручью и вырыл там глубокую, чтобы дикие звери не смогли добраться до отца, могилу. Закопав тело, он смастерил из найденных в сарае веток крест и теперь стоял возле него, перебирая в памяти все моменты — тяжелые и радостные — которые он пережил на этой поляне. Иван стоял молча, а по щекам его катились крупные слезы.

Он не знал, сколько простоял так возле могилы, но в какой-то момент заставил себя уйти. Слепцов спустился к ручью, чтобы умыться.

В свое время они с отцом немного окопали берег и сделали небольшую заводь, где было удобно мыть посуду и стирать одежду, не боясь, что ее унесет сильным течением. Прежде, чем окунуть руки в воду, Иван внимательно взглянул на свое отражение. На него в ответ посмотрел молодой человек с худым лицом, окутанным русой бородой, неровно подстриженной старыми и давно затупившимися садовыми ножницами, и косматой засаленной шевелюрой. Глубоко посаженные глаза по обе стороны от чуть кривого после падения в пятнадцатилетнем возрасте с дерева носа опухли от слез.

Умывшись, Иван зашел в сарай. Он сбросил собранный за долгие годы скарб с набитых вдоль земляных стен полок и нашел поседевший от времени и пыли отцовский рюкзак, с которым тот двадцать лет назад пришел в лес. Рюкзак потянул за собой еще один поменьше — оранжевый. Иван взял его за лямки и провел пальцами по шершавой поверхности, которая когда-то давно до мозолей натерла ему плечи. Вытерев тыльной стороной ладони слезы с глаз, он расстегнул молнию основного отделения. Рюкзак был практически пуст. Лишь на самом дне лежали сломанный желтый автобус и бело-синий вертолет.

 

II

Дорогу через лес, которая в свое время заняла у них с отцом целый световой день, Иван преодолел часов за пять. Уже к вечеру он вышел на пыльную грунтовку, проходившую сквозь деревню, и пошел на центральную площадь, где располагались магазин с почтовым отделением, и куда раз в день приезжал единственный автобус. Иван мог бы попроситься к кому-то из местных переночевать, но за годы жизни в лесу он полностью отвык от общения с людьми, да и уложенный в рюкзак потрепанный спальный мешок ему теперь был удобней любой кровати. Слепцов так и проспал до утра у крыльца магазина, а затем просто сидел на раскрошившихся от времени бетонных ступенях в ожидании автобуса, стараясь не обращать внимания на прохожих, удивленно таращившихся на незнакомца, но не осмеливавшихся подойти.

Наконец вдалеке послышалось чихание старого мотора, и на площадь въехал рейсовый ПАЗик. Он выглядел точь-в-точь, как тот самый автобус, который привез Слепцовых в эту деревню двадцать лет назад.

Кроме Ивана в райцентр на ПАЗике уезжали еще с десяток местных жителей. Каждый из них, заходя через узкую переднюю дверь, бросал горсть мелочи на цветастое блюдце, стоявшее возле водителя. Когда Слепцов вошел в салон, субтильный водитель с криминальным выражением лица хмуро взглянул на него в зеркало заднего вида.

— Платить будем? — поинтересовался он, ловко перебросив дымившуюся папиросу из одного угла рта в другой.

— У меня нет денег, — ответил Иван.

— А мои проблемы какие? — хмыкнул водитель. — Нет денег — не едешь.

— Нож есть, — внезапно вспомнил Слепцов, и, сняв с пояса отцовский охотничий нож в самодельном кожаном чехле, бросил его на блюдце. — Подойдет?

Водитель с интересом взглянул на нож и, протянув к нему руку, лениво кивнул головой.

Иван прошел в салон и уселся на одно из фанерных сидений, обитых драным коричневым дерматином, сквозь который проглядывали куски поролона. Автобус в очередной раз кашлянул мотором и отправился в обратный путь.

Слепцов не знал дороги домой. Он даже не помнил названия города, в котором прожил первые семь лет своей жизни. Отец никогда ему не рассказывал об этом, будучи уверенным, что сын никогда не вернется к цивилизации. Иван помнил только, что это был очень большой город с высокими домами, магазинами, множеством машин и пешеходов. В райцентре, куда его привез ПАЗик, он даже не смог бы никому объяснить, где жил раньше, чтобы узнать дальнейшую дорогу.

Молодой человек долго стоял в маленьком здании местной автостанции перед картой автобусных маршрутов с обозначением городов, деревень и сел. Он одними губами шептал про себя их названия и пытался вспомнить одно единственное, которое должен был когда-то знать. Но память предательски молчала. Немного поразмыслив, Слепцов решил, что самым большим городом с высокими домами, множеством машин и пешеходов должна быть самая толстая, центральная точка на карте. Привыкнув за долгие годы жизни в лесу принимать одно решение и следовать ему до конца, Иван направился на небольшой перрон искать автобус, который шел до областного центра.

Чтобы купить билет, Слепцову, у которого не было ни рубля денег, пришлось продать здесь же, на примыкавшем к автостанции рынке тот самый оранжевый рюкзак, который прихватил с собой из леса. Сам не понимая зачем, перед продажей он бережно вынул из него обломки желтого автобуса и сине-белого вертолета и переложил их в отцовский рюкзак.

Всю дорогу Иван переживал, что где-то допустил ошибку и сейчас едет совсем не в том направлении. Но как только автобус въехал на центральный автовокзал, Слепцов понял, что все его тревоги были напрасными. Несмотря на то, что и само здание автовокзала, и площадь перед ним, где парковалось множество автобусов, сильно изменились за прошедшее время, Иван сразу понял, что именно отсюда двадцать лет назад они с отцом отправились в свое долгое путешествие, даже не рассчитывая когда-нибудь вернуться обратно.

Молодой человек выбрался из салона и стал растерянно озираться по сторонам. Он не помнил ни адрес, где раньше жил, ни даже примерную дорогу от станции до дома. Поэтому Иван просто вышел на улицу и зашагал, куда глядят глаза. У него не было никаких идей в каком направлении искать свой дом. Слепцов не задумывался о том, что будет делать, если удача ему вдруг улыбнется, и он сможет найти нужный адрес, ведь у вчерашнего отшельника поневоле даже не было ключей от квартиры. Иван просто хотел домой.

Вчерашний отшельник успел сделать с полсотни шагов вдоль широкой улицы, по которой одна за другой неслись машины, как к нему подошли двое коренастых мужчин в темно-синей форме с надписью «Полиция» на спинах и рукавах.

Проживший всю сознательную жизнь в лесу, Иван ни разу не сталкивался с полицейскими и поэтому не почувствовал никакой угрозы. Более того, он помнил, что в детстве мама читала ему книжку про милиционера Дядю Степу, который всем и всегда помогал, и у Слепцова вдруг появилась мысль, что эти люди в форме так же помогут ему найти дорогу домой.

— Старшина Замятин, документы будьте добры, — как робот, отчеканил один из них.

— Здравствуйте, — в первую очередь вежливо поздоровался Иван и, смущенно улыбнувшись, кивнул на шеврон Замятина, — а скажите, пожалуйста, почему у вас написано «Полиция»? Ведь полицейские живут в Америке, а у нас — милиционеры.

Замятин и его коллега недоуменно переглянулись, после чего старшина снова повернулся к странному обросшему и бородатому молодому человеку с огромным рюкзаком за спиной и с нажимом повторил:

— Документы предъявляем.

— У меня нет документов, — озадаченно почесал бровь Слепцов.

— Тогда пройдемте, — отреагировал Замятин и, будучи уверенным, что его жертва даже не подумает перечить, повернулся к ней спиной и собрался сделать шаг.

— Куда пройдемте? — с детской непосредственностью спросил Иван.

Старшина вернул ногу обратно, где она стояла, и обернулся. Его лицо приняло одновременно удивленное и раздраженное выражение.

— В отделение, для установления личности.

— Но я могу вам прямо здесь рассказать про мою личность. Меня зовут Слепцов Иван Андреевич, мне двадцать семь лет. Я родился в этом городе, но потом мы с отцом много лет жили в лесу. Несколько дней назад он... — торопливо начал рассказывать Иван.

— Вы сейчас отказываетесь подчиниться законному требованию сотрудника полиции, — раздраженно прервал его Замятин. — Если вы не подчинитесь, мы применим к вам силу.

— Но я же ничего не сделал! Зачем вы хотите отвести меня в милицию?! — в отчаянии воскликнул Слепцов.

— Ты че, тупой, что ли? — вмешался в разговор второй полицейский и потянулся рукой к поясу, где висела длинная черная дубинка.

В этот момент из рации на груди старшины сквозь шипение помех раздался мужской голос:

— Замятин. Ты сейчас у автовокзала?

Не спуская глаз с Ивана, полицейский протянул руку к рации и, нажав кнопку на боку, произнес:

— Так точно.

— АСТРАЛ обнаружил неподалеку от тебя нарушителя, который сегодня ночью нарисовал незаконное граффити в Октябрьском районе. Задержите его. Информация у тебя в планшете.

— Понял тебя, сейчас проверю, — Замятин достал из висевшей на поясе сумки небольшую черную прямоугольную табличку с экраном и, нахмурившись, начал что-то изучать.

— Хаслин, — обратился он к напарнику, — веди этого клоуна в отделение, а я пока займусь вот этим, — старшина постучал пальцем по планшету. — Судя по всему, он где-то прямо здесь, — добавил полицейский и стал озираться по сторонам.

Хаслин послушно кивнул и грубо взял Ивана за предплечье.

— Вот он, — Замятин уверенно направился к худому и сутулому молодому человеку в бежевой толстовке с надетым на голову капюшоном, который, опустив лицо вниз, торопливо шел вдоль улицы. В этот момент нарушитель, как его назвал голос из рации, на секунду поднял глаза и, увидев шагавшего к нему сотрудника в форме, остановился. Затем он затравленно огляделся и бросился бегом в ближайший двор. Замятин громко гаркнул: «Стоять!» и рванул следом.

Оставшийся сторожить Слепцова полицейский растерянно взглянул на убегавшего напарника, потом на задержанного, потом снова на напарника и, наконец приняв решение, выпалил: «Стой здесь и не смей уходить!» и побежал догонять новую жертву.

Иван в недоумении смотрел в спины убегавшим полицейским. Через несколько секунд он стряхнул оцепенение. Как ни боязно Слепцову было нарушить приказ строгих мужчин в форме, но все же он решил, что стоило отсюда уходить. Иван пошел в противоположном направлении, с каждым шагом ускоряясь и постоянно оглядываясь, чтобы проверить, не гонится ли теперь кто-нибудь и за ним.

Слепцов шел так минут пятнадцать, пока ему не показалось, что он уже достаточно далеко от автостанции, чтобы Замятин и Хаслин могли его найти. Тогда Иван остановился и, в последний раз убедившись, что его никто не преследует, стал озираться по сторонам, пытаясь понять, где он оказался.

В этот момент из-за угла здания вышли еще двое полицейских, и у Слепцова все внутри похолодело. Но те свернули в другую сторону, даже не посмотрев на подозрительного человека в пыльной поношенной одежде и с огромным рюкзаком за спиной.

От греха подальше Иван все же нырнул в ближайший двор и, пройдя его насквозь, вышел на параллельную улицу.

Внезапно он узнал место, в котором оказался. Через дорогу располагался большой торговый центр, куда маленький Ваня часто ходил с родителями и их друзьями — дядей Колей и его женой тетей Ирой. В этом торговом центре раньше был магазин игрушек, где однажды мальчику и купили тот самый желтый автобус, обломки которого он бережно хранил все эти годы.

Но самое важное заключалось в том, что Слепцов прекрасно помнил дорогу от этого торгового центра до дома дяди Коли. Это значило, что у него появилась возможность разыскать старого отцовского друга и попросить о помощи.

Приободренный Иван перешел на другую сторону и, подойдя к поднимавшимся ко входу бетонным ступеням, весьма довольный собой уверенно повернулся налево и пошел вдоль улицы. Добравшись до второго по счету перекрестка, он обогнул угол дома и увидел еще один полицейский патруль. Крепкие мужчины в форме о чем-то разговаривали с молодой девушкой с зелеными волосами, одетой в черную майку и короткую кожаную юбку. В следующий момент один из полицейских вдруг схватил ее за локоть и повел в сторону патрульной машины, стоявшей рядом. Девушка попыталась сопротивляться, но тут на помощь коллеге подоспел второй сотрудник. Подхватив свою жертву под обе руки, полицейские подвели ее к автомобилю и достаточно жестко усадили на заднее сиденье. Слепцов поспешно сделал шаг назад и скрылся обратно за углом. Развернувшись, он прошел до предыдущего перекрестка и направился к дому дяди Коли по параллельной улице.

Через пять минут Слепцов подошел к знакомому зданию, выкрашенному все в тот же розоватый цвет, что и во времена его детства, и сквозь высокую арку в центре прошел в зеленый двор. Он добрался до цели. С радостным предвкушением от скорой встречи со своим прошлым Иван подошел к нужному подъезду. Стальная дверь была распахнута настежь, подпертая небольшим деревянным бруском.

Слепцов поднялся на третий этаж и нашел нужную квартиру. Он нажал на кнопку звонка и стал ждать.

— Кто это? — раздался из-за обитой черным дерматином с алюминиевыми клепками двери хриплый, но такой знакомый голос.

— Дядя Коль! — радостно воскликнул Иван. — Это Ваня Слепцов!

— Кто? — вновь прохрипел голос.

— Слепцов Ваня! Вы меня помните?

— Ваня? — казалось, хозяин квартиры не мог поверить своим ушам. — Откуда ты здесь?

— Я вернулся. Папа... Папа умер, и я решил вернуться домой. Только я не помню, где мы жили.

— Понятно. Ты один?

— Д-да, — Слепцов даже огляделся по сторонам, чтобы лично убедиться, что рядом с ним на лестничной клетке никого нет. — Да, я один.

Через секунду раздалось щелканье замка, и дверь распахнулась.

 

III

На пороге в домашних шортах и белой футболке стоял дядя Коля. Он сильно постарел за прошедшие годы. Папин друг теперь был на целую голову ниже рослого и крепкого Ивана. Его рот с пожелтевшими зубами широко улыбался, но карие глаза под густыми бровями смотрели настороженно.

— Здравствуй, Ваня! — радостно, но негромко воскликнул дядя Коля и выглянул за порог. — Проходи.

— Вы еще кого-то ждете? — спросил Слепцов.

— Не хотелось бы, — серьезно ответил хозяин квартиры. — Давай, заходи-заходи, не стой здесь, — он взял гостя за плечо и потянул внутрь.

— Дай хоть посмотрю на тебя! — снова заулыбался дядя Коля, закрыв за гостем входную дверь на замок. — Ишь, вымахал как. Выше меня. А был-то по пояс мне, елки-палки. Разувайся, мой руки и проходи, — сказал он, направляясь на кухню. — Ты голодный?

— Да, очень! — ответил из ванной не евший уже больше суток Слепцов.

— Ну и отлично! Гречку будешь?

— Конечно, буду, — сказал Иван, заходя на кухню. — Я гречку двадцать лет уже не ел. В лесу ее не было.

— Да мы тут тоже нечасто ею балуемся, если честно. Не по карману простому люду гречка, — немного грустно ответил дядя Коля. — Но сегодня такой повод, можно и пошиковать, — жизнерадостно добавил он и, улыбнувшись, снова взглянул на нежданного гостя.

— А тетя Ира дома? — спросил тот.

— Иринка-то? Она к теще на огород поехала. Картошку окучивать, огурцы поливать, вот это все.

— У вас разве был огород? — удивился Иван, — Я и не помню.

— Не помнишь, потому что его и не было раньше, — рассмеялся дядя Коля. — А теперь, брат, без огорода никуда. В магазинах цены такие, что особо не разгуляешься. Вот и приходится вертеться. Хорошо, что у тещи был участок земли. Без него не знаю, как бы мы жили. Далековат он только. Не наездишься. Правда, и ездить не на чем теперь. Машину я еще три года назад продал. Все равно бензин простому пенсионеру не по карману. Ну да ладно, что-то я разговорился о себе. Ты-то как? Давай рассказывай. Чертовски рад тебя видеть!

Иван сел на табуретку возле кухонного стола и начал повествование о том, как они с отцом жили все эти годы. Он старался не вдаваться в подробности, но рассказ все равно вышел длинным. За это время гречка уже сварилась. Дядя Коля разложил ее небольшими горками на две тарелки.

— Извини, что немного и без мяса, но... — он, извиняясь, развел руками в стороны. — Зато есть соленые огурцы, хочешь? Иринкина мама еще в том году закатывала. Вкусные. — дядя Коля полез за банкой в холодильник.

Голодный Слепцов в несколько минут съел свою порцию гречки, закусив ее солеными огурцами, и продолжил свою историю. Рассказав о смерти отца, он замолчал.

— Да, Ванюха, — вздохнул дядя Коля. — Заварил твой батя кашу, конечно. Его ж все отговаривали, как могли. И я в том числе. Мы с ним даже разругались из-за этого вдрызг. Впервые за все время, что знали друг друга. А ведь мы с первого класса вместе были. Через что только не прошли в жизни. А поссорились из-за этого... Правда, потом я сам пошел на мировую. Понял, что переубедить его не получится. А расставаться вот так, в ссоре, было бы неправильно. Перед расставанием всегда нужно мириться...

Дядя Коля поднялся с места и поставил на огонь видавший виды эмалированный чайник.

— Он очень любил твою маму, — продолжил он после паузы. — И ее смерть его очень сильно подкосила. Совсем другим человеком стал. Никак не мог смириться с тем, что рак — это такая штука, которая может случиться с каждым. Все пытался искать виноватых, а их не было. Вот он и придумал, что все это из-за плохой экологии, и что, живите вы где-нибудь на природе, с ней бы такого не случилось. Человек, Ваня, это такое существо, которому жизненно необходимо, чтобы во всем плохом обязательно был кто-то виноватый, из-за которого все и произошло. Не может человек принять, что иногда плохие вещи случаются сами по себе. Вот и твой отец так...

Дядя Коля снова замолчал.

— А с другой стороны, — стал он размышлять вслух, — может и хорошо, что вы с отцом ушли в лес.

Иван удивленно посмотрел на своего собеседника.

— Понимаю, что выживать в лесу было тяжело, но и у нас здесь жизнь — не сахар, — пояснил тот. — Сложно стало жить. Сложно и опасно.

— Почему?

Дядя Коля помолчал, подбирая слова.

— Ты, наверное, сейчас решишь, что я выжил из ума, но, понимаешь, нами правит искусственный интеллект. Холодный и безжалостный...

— А что такое искусственный интеллект? — перебил Иван.

— Компьютер. Ты же помнишь, что такое компьютер?

— Конечно, помню. У нас был компьютер, я на нем играл в разные игры, мне мама разрешала...

— Ну вот, а искусственный интеллект — это тот же компьютер. Только не ты играешь в него, а он в тебя. И все люди — всего лишь рабы этого компьютера, исполняющие его волю... Не смотри на меня как на сумасшедшего, — рассмеялся дядя Коля. — Сейчас я тебе все расскажу, и ты поймешь. Ну вот, например, кто у нас сейчас президент?

— Не знаю, дядь Коль, я ж только вчера из леса вышел, — осторожно напомнил Иван, на самом деле немного сомневаясь, что старый друг его отца находится в здравом уме.

— А кто был президентом, когда вы с отцом в лес ушли, помнишь?

— Да, Владислав Вставкин.

— Вот и сейчас у нас президент Владислав Вставкин! — с какой-то радостью и победным злорадством воскликнул дядя Коля.

— А как он может быть столько лет президентом? Это ж уже двадцать лет прошло, — удивился Слепцов.

— Нет, Ванюха, двадцать лет прошло с тех пор, как вы с отцом в лес ушли. А в президентском кресле Вставкин сидит уже почти тридцать.

 — А как? Это ж сколько ему лет...

— Вот, хороший вопрос ты задал, — похвалил его дядя Коля. — На самом деле неважно, сколько ему лет. Настоящий Вставкин, скорее всего, умер много лет назад. А вместо него теперь — кукла, которой управляет суперкомпьютер.

— В каком смысле кукла? Кто-то смастерил похожую на президента куклу и посадил ее в президентское кресло? — не понял Слепцов.

— Нет, — покачал головой дядя Коля. — Президент остался тот же самый. Ну, точнее, его тело. Но управляет им искусственный интеллект, компьютер, а мозг того, настоящего человека, которым когда-то был этот президент, вероятно, давно мертв.

— А как в него попал этот искусственный интеллект? Ну, я имею в виду, это же не просто так, что был обычный человек, пусть даже президент, а потом утром он проснулся каким-то роботом, — Иван продолжал подозревать, что дядя Коля над ним подшучивает.

— Конечно, нет. Это попало в него извне... Есть кое-какие мысли, но я до сих пор точно не уверен, как это произошло...

— А почему вы вообще уверены, что это произошло, и вообще, откуда появился этот искусственный интеллект? — в лоб поинтересовался Иван.

Дядя Коля глубоко вздохнул и внимательно посмотрел на Слепцова.

— Я вместе с твоим отцом разрабатывал программу обучения этого искусственного интеллекта. После университета мы устроились на работу в один секретный институт в нашем городе. Этот институт работал над новой версией системы «Периметр». Это — система, призванная обеспечить гарантированный ответный удар при ядерном нападении на нашу страну даже в том случае, когда все основные пункты управления будут дезориентированы. На Западе прежнюю версию этой системы называли «Мертвая рука». Ты понимаешь, о чем я сейчас рассказываю?

— Ну-у-у, да, — немного неуверенно протянул Иван, пытаясь вспомнить учебник истории, где рассказывалось о советско-американском ядерном противостоянии. Ему даже показалось, что однажды он слышал и словосочетание «Мертвая рука» от отца, объяснявшего сыну очередной урок.

— Так вот. Система, которую мы разрабатывали с твоим отцом, хотя, естественно, мы были не одни — над этим трудились сразу несколько институтов, — должна была быть самообучаемой, чтобы распознавать угрозы и формировать на них адекватный ответ даже в случае отсутствия соответствующих команд от человека. И мы такую систему создали. Ее назвали Системой ответного необратимого ядерного удара, коротко СОНЯ. Понимаю, название немного притянуто за уши, но так звали дочь главного конструктора этой системы.

— И вы уверены, что именно эта самая СОНЯ управляет сейчас президентом.

— Да, — кивнул дядя Коля, — и не только президентом.

— Но почему вы так решили?

— Здесь нет ничего сложного. Просто я знаю, как разговаривает наш президент, и я знаю, какому лексикону твой отец обучал СОНЮ. И поверь мне, что и там, и там слова и интонации одни и те же. Порой мне кажется, что это не президент вещает с экрана телевизора, а твой отец разговаривает со мной...

— Вы сказали, что эта система управляет не только президентом, а кем еще?

— Всем его окружением, возможно, — пожал плечами дядя Коля. — Я точно не знаю. В конце концов, я был лишь одним из исполнителей и знал только то, что мне было положено знать для работы. Но, думаю, правительство, наверняка, тоже зомбировано, если так можно выразиться.

— А дума? — Ваня решил блеснуть познаниями о государственном устройстве России.

— Дума? — переспросил дядя Коля и махнул рукой. — Этих можно не чипировать. Там заседают сплошь карьеристы и подхалимы, готовые принять и одобрить все, что им спустят сверху. Они и без чипа в голове сделают все, что скажет хозяин, лишь бы остаться на теплых местах. Министры — другое дело. Там нужно анализировать и находить сбалансированные решения. Тут без компьютера в голове не обойтись.

Слепцов пожевал губу, обдумывая все, что только что услышал.

— Но если президент и все правительство — это, по сути, один большой компьютер, почему они не могут все просчитать так, чтобы люди в стране жили хорошо? — наконец спросил он.

— У СОНИ другие цели, и люди для нее — не более чем средство для достижения этих целей, рабы. А рабам не нужно жить хорошо. Достаточно просто не давать им умереть от голода и болезней. Именно на это направлена вся стратегия СОНИ: поддерживать население страны ровно настолько, чтобы оно могло обслуживать ее интересы.

— О каких интересах вы говорите?

— Точно сказать не могу, но, судя по выступлениям Вставкина, точнее того, кто себя за него выдает, СОНЯ хочет поработить мир. Ну, или, как минимум, иметь решающее влияние на происходящие в нем процессы. Одной России СОНЕ уже мало.

— В каком смысле поработить мир?

— В самом непосредственном. Сделать так, чтобы все в этом мире подчинялось ей и следовало ее воле.

Иван на минуту замолчал. В его голове не могло уложиться все то, что он сейчас услышал. Слепцов лихорадочно искал изъян в стройной теории дяди Коли, и чувствовал, что он есть, но никак не мог его найти.

— Ты, вероятно, хочешь спросить, почему искусственный интеллект, контролирующий через своих марионеток второй по величине ядерный арсенал на планете, не может просто снести атомным ветром весь старый мир и создать новый, а вместо этого вынужден скрываться под людской личиной, лгать и скрывать свои планы, убеждая всех в благовидности своих намерений? — подсказал Ивану следующий вопрос дядя Коля.

Слепцов, не придумав ничего от себя, обрадованно кивнул.

— Тут тоже нет ничего сложного. СОНЯ умеет думать, но она не умеет создавать. Для ее работы требуется очень много ресурсов: энергия, редкоземельные металлы, дата-центры для хранения памяти, технологии и многое другое. Далеко не все из этого есть в нашей стране, и поэтому СОНЯ не может, пока не может объявить войну остальному миру. Кроме того, тотальная война несет с собой гибель многих людей. А люди СОНЕ нужны, чтобы обеспечивать ее всем необходимым. И здесь одна ниточка тянет за собой другую. Чтобы все, от простого горняка в шахте до руководителя атомной электростанции, работали так, как нужно ей, их необходимо обеспечивать всем необходимым: едой, одеждой, охраной, медициной. Так и получается, что избавиться от какой-то категории людей, чтобы это не нанесло ущерб всей системе, нельзя. Каждый винтик, когда он находится на своем месте, нужен. Но чтобы эти винтики выполняли свои задачи и не задавали лишних вопросов, в их головах нужно формировать соответствующую картину мира. СОНЯ умна и знает, что принуждение, открытое рабство — не лучшая стратегия. Намного выгоднее, когда каждый элемент в этой сложной системе с искренним рвением работает для достижения ее целей.

И здесь подключается колоссальная машина по промывке мозгов. Все, начиная от школьных учителей и заканчивая журналистами, учеными и даже священниками, с младых ногтей формируют у каждого гражданина идею о том, что на протяжении десятилетий нашу страну пытались уничтожить и продолжают делать это сейчас, что мы — осажденная крепость, вокруг которой рычат злобные тигры и подвывают подлые шакалы, которые только и хотят откусить от нас кусок покрупнее. В результате люди сами начинают работать на благо СОНИ. Их нисколько не беспокоит, что при этом они нищают, тупеют, умирают от болезней, гибнут на чужих войнах, которые СОНЯ ведет лишь для каких-то своих целей. Всем накрепко вбита в голову лишь одна мысль: вокруг враги, и, если мы не будем поступать так, как нам велят, нас уничтожат.

— Нельзя заставить думать одинаково более ста сорока миллионов человек, — недоверчиво поморщился Иван.

— Уже меньше, — грустно хмыкнул дядя Коля, — меньше ста сорока миллионов. Люди вымирают, и никто точно даже не знает, сколько нас осталось в этой стране. СОНЯ играет статистикой рождаемости и смертности как хочет. Но все это ложь. Впрочем, как и все, что она и ее слуги нам рассказывают.

— Вы же сказали, что СОНЕ нужны люди, почему же она допускает, что они вымирают?

— Наша страна богата ресурсами, но они не безграничны. И тут приходится расставлять приоритеты: мировое господство или процветание своего народа. СОНЯ со своим приоритетом определилась.

— Ну хорошо, пусть в России живет меньше сорока миллионов. Пусть хоть сто, но даже это — колоссальная масса людей. Всех обмануть невозможно!

— Разумеется, нет. Но любой человек, который начинает думать, задавать вопросы или, не дай бог, смеет озвучить свои подозрения публично, сразу объявляется преступником, сумасшедшим или вражеским агентом. Здесь наши доблестные депутаты постарались на славу. Сегодня в этой стране стать террористом, экстремистом, иностранным агентом или сесть за неуважение к властям — проще простого. Стоит лишь где-то дерзнуть и поделиться своим мнением, не совпадающим с общей линией, и за тобой придут быстрее, чем ты успеешь моргнуть. Некоторые из таких свободомыслящих наглецов и вовсе умирают при странных обстоятельствах.

— Хотите сказать, их убивает СОНЯ?

— По ее приказу, — кивнул дядя Коля. — Она воспринимает рефлексирующих и думающих индивидуумов как угрозу. В ее представлении они не производят ничего нужного, а только задают лишние вопросы, критикуют и баламутят других. Такие люди СОНЕ не нужны, ей нужно послушное и беспрекословно выполняющее ее команды стадо.

— Хорошо, — не сдавался Слепцов, — но если бы все было так, как вы мне сейчас рассказываете, об этой СОНЕ знало бы очень много людей, и, наверняка, они могли бы объединиться, чтобы вместе ее уничтожить!

— О ней знает достаточно людей, — уверенно произнес дядя Коля. — Но у каждого из них свои резоны, чтобы, несмотря ни на что, продолжать служить ей.

— Какие? — удивился Слепцов.

— Кто-то боится, что его уволят, а у него — семеро по лавкам, ипотека и еще с десяток кредитов. Кому-то осталось немного до пенсии, и он хочет спокойно до нее дожить. Кто-то подкупается на заманчивые финансовые и карьерные перспективы. В общем, у каждого своё. Но если говорить в двух словах, то эти причины — страх и честолюбие. Основной же массе народа настолько промыли мозги, что даже покажи им электронные мозги в голове у Вставкина, они этому не поверят и начнут клеймить разоблачителей предателями и «пятой колонной».

— Я все равно не понимаю, — Слепцов покачал головой. — Как такая огромная страна может добровольно подчиниться чьей-то воле и слепо выполнять ее команды.

— Такова, мой друг, человеческая природа. Я так понимаю, тебя в лесу отец чему-то продолжал учить. Наверняка ты знаешь про Сталина. Да и в истории других стран хватало подобных примеров. Промыть мозги тем, кто поглупее, запугать или подкупить тех, кто поумнее, — и дело в шляпе. К тому же, несогласным просто некуда идти. Судьи, полицейские, прокуроры — они ведь все чипированы.

— И полицейские тоже? — переспросил Иван.

— Разумеется, не все — это слишком затратно, но многие из них, например, так называемые «космонавты», которых задействуют на массовых мероприятиях, — тоже машины. Или ты думаешь, что нормальный человек может с такой ледяной немотивированной жестокостью обходиться с себе подобными? Хотя, что это я, — осекся дядя Коля, — ты же последние двадцать лет провел в лесу и ничего не слышал о полицейском произволе.

— То есть и те полицейские, которые сегодня подходили ко мне на автовокзале, вероятно, не были людьми? — никак не мог поверить Слепцов.

— Полицейские подходили к тебе на автостанции? — озабоченно нахмурился дядя Коля. — Что они хотели?

Иван вкратце рассказал об утреннем инциденте и о том, как добирался до дома отцовского друга, избегая встречи с многочисленными патрулями.

— О, боже, Ваня, что ты натворил, — простонал дядя Коля, закрыв лицо ладонями. — Хотя, что я несу, старый дурак. Не слушай меня, ты ни в чем не виноват, ты же не знал, что у нас здесь творится, — тут же обругал себя он.

— А что случилось? — заволновался Иван, почувствовав, что сделал что-то плохое. — Я старался не попадаться на глаза полицейским. Вряд ли они заметили, куда я пошел.

— Они-то, может, и не заметили, — с этими словами дядя Коля встал с табуретки и осторожно подошел к окну. — Но в том, что тебя заметил АСТРАЛ, можешь даже не сомневаться.

— АСТРАЛ?

— Автоматическая система телевизионного распознавания лиц, — пояснил хозяин квартиры, напряженно рассматривая двор за окном. — Часть искусственного интеллекта, подключенная к видеокамерам, которые висят на каждом углу. Она за доли секунды распознает лица и сравнивает их с базой данных. Власти твердят, что с ее помощью ловят преступников и предотвращают правонарушения. Но на самом деле эта система работает на поиск врагов СОНИ. Стоит тебе выйти на акцию протеста, встретиться с человеком, за которым уже в базе числится клеймо иностранного агента, да просто написать на заборе что-то плохое про режим, как тебя моментально установят и нейтрализуют. Думаю, твой маршрут до меня уже давно вычислен, и с минуты на минуту за тобой придут.

— Но почему? Я же не преступник!

— Ты — лишний человек, неизвестная переменная. А СОНЯ не любит неожиданностей и отклонений от заданного алгоритма. Это ее пугает. А все, что ее пугает, она стремится уничтожить.

— В каком смысле уничтожить? Убить?

— Убить — это вряд ли. В конце концов, СОНЯ не считает тебя угрозой, по крайней мере пока. Она ликвидирует только тех, кто ей серьезно мешает. С другой стороны, нет никаких гарантий, что тебя не прикончит кто-нибудь из полицейских в СИЗО или охранников на зоне. Просто так: от скуки, излишнего рвения, ну, или просто садист попадется, коих там полно. Но это будет их личной инициативой, а не приказом СОНИ. Она же, скорее всего, распорядится тебя просто изолировать на всякий случай.

— Но я же ничего не сделал, за что меня изолировать?

— Был бы человек, а статья найдется. Самое популярное — экстремизм. Но в последнее время гайки закручиваются все сильнее, и, так сказать, меню у следователей, чтобы отправить любого человека за решетку, становится все богаче.

Иван все еще не мог поверить в услышанное. Но теперь он сознательно убеждал себя, что все это ложь, лишь бы не оказаться виноватым в том, что подставил лучшего друга своего отца.

— И что теперь делать? — все же спросил молодой человек.

— Вот они! — вместо ответа бросил хозяин квартиры.

Слепцов вскочил с табуретки и бросился к окну.

— Тихо! — остановил его дядя Коля, — Зайди сбоку, чтобы тебя не увидели с улицы. Не дай им раньше времени понять, что их заметили.

К дому подъехали черный микроавтобус и такая же черная легковушка, заблокировав оба выезда из двора. Из легковой машины вышел человек и стал внимательно осматривать окна дома. Из микроавтобуса тем временем начали появляться люди в камуфляжной форме, черных касках с забралами из оргстекла и автоматами в руках. Через минуту они последовали за первым человеком к подъезду, в который часом ранее вошел Слепцов.

— Что мне делать? — с паникой в голосе Иван повторил свой вопрос.

— Бежать, — коротко ответил дядя Коля. — Твой единственный шанс — это программа в голове у этих «космонавтов». Они запрограммированы на то, чтобы нападать и бить беззащитных людей. Но защищаться они не умеют. Любой летящий в их сторону предмет они воспринимают как угрозу и теряются. Самую большую опасность для тебя представляет тот, кто вышел из легковушки. Он — обычный человек, добровольный цепной пес СОНИ, который растерзает тебя просто потому, что он уверен, что ты — враг.

Дядя Коля на секунду задумался. Затем он подошел к холодильнику и достал из дверцы бутылку дешевой водки.

— Держи. Сейчас тебе надо уходить на крышу. Если увидишь, что «космонавты» тебя догоняют, кинь в их сторону бутылку. Они испугаются, и ты выиграешь несколько секунд. Как только окажешься на крыше — беги к первому подъезду. Там хитрая дверь на выходе с чердака. Просто посильнее захлопни ее за собой, и замок заклинит. Твои преследователи его уже не откроют.

— Откуда вы все это знаете? — ошарашено спросил Иван.

— В этом мире всегда полезно знать пути отхода, — ответил хозяин квартиры и подтолкнул гостя в сторону входной двери. — Все, иди, времени нет. Выберешься из дома — беги что есть сил из города. Здесь от АСТРАЛа тебе не скрыться. Тебя может спасти только скорость.

— Может, мне все же лучше сдаться? В конце концов, я не сделал ничего плохого. Пусть выяснят мою личность, я им объясню, кто я и откуда, и меня отпустят обратно!

— Ты так ничего и не понял, — раздраженно ответил дядя Коля. — Эта система не отпускает людей. Если она за кого-то взялась, то все, пиши пропало. Этот человек уже не выйдет на свободу. Не бойся, у тебя все получится. Одиночка не сможет бороться с системой на длинной дистанции. Но в спринте из-за ее неповоротливости у него будет преимущество. А это всё, что тебе нужно. Тебе не надо сражаться с СОНЕЙ. Тебе нужно только убежать.

— Но куда мне бежать?! — в отчаянии воскликнул Слепцов.

— Обратно в лес, — ответил дядя Коля, выталкивая его из квартиры.

— А что будет с вами?! — уже с лестничной клетки выкрикнул Иван.

— Все будет хорошо, — неожиданно спокойно и с легкой улыбкой ответил дядя Коля.

Снизу уже раздавался стук тяжелых ботинок по ступеням.

— Беги! — прикрикнул дядя Коля и, захлопнув дверь, тут же запер ее изнутри.

Слепцов бросился бежать вверх по лестнице. В считанные секунды он добрался до чердака — помогла хорошая физическая форма, приобретенная за годы жизни в лесу. Иван выскочил на крышу и, быстро сориентировавшись, в каком направлении находился первый подъезд, побежал в нужную сторону. Все было так, как и говорил дядя Коля. Выскочив из решетчатой стальной двери с чердака, Слепцов, что было силы захлопнул ее за собой, для верности ударив по замку ногой, и рванул вниз по ступеням. Сзади раздалось лязганье металла. Это полицейские пытались открыть заклинившую дверь.

Еще через несколько секунд Иван выскочил из подъезда во двор и побежал в ту сторону, куда подсказывало чутье, которое не раз спасало его в лесу. Наперерез беглецу бросились несколько «космонавтов», остававшихся дежурить возле микроавтобуса. Вспомнив совет отцовского друга, Слепцов бросил в их сторону бутылку водки. От удара об асфальт та с сухим треском разлетелась на мелкие осколки. Это оказало на полицейских именно тот эффект, о котором и говорил дядя Коля. «Космонавты» как по команде сгруппировавшись, присели, закрывая черные шлемы руками. Тем самым они дали своей жертве несколько секунд форы, которой та не преминула воспользоваться.

Иван бежал по незнакомому городу, петляя по улицам, уходя во дворы. У него даже не было времени задуматься, в верном ли направлении он бежит. С другой стороны, верным было любое направление, которое могло спасти от полицейских. Главное было вырваться из напичканного камерами и патрулями города.

Легкие саднило от бега и дыхания загазованным горячим от бетона и асфальта воздухом. Слепцову не хватало кислорода и лесной свежести. Но он не сдавался, понимая, что, вероятно, это — самая важная гонка в его жизни. Лишь выбежав из города, туда, где не было камер и вездесущего ока АСТРАЛа, Иван позволил себе немного сбавить темп, но ни в коем случае не остановиться. Он продолжал бежать до самой темноты, остановившись на ночлег в лесу возле небольшой деревеньки.

Добираясь на автобусах с пересадками до некогда родного, а теперь такого враждебного города, где он родился, Иван не запоминал дорогу. Но теперь выработанное за годы жизни в диких условиях чутье подсказывало, в какой стороне его настоящий дом — землянка на лесной поляне возле ручья.

Пять дней, избегая контактов с людьми, Слепцов добирался домой. Ночевал в лесу или в открытом поле, ел то, что удавалось найти в этих полях или украсть на огородах на окраинах сел и деревень.

На шестой день Иван вошел в знакомый лес и еще через несколько часов выбрался на знакомую поляну. Его не было всего неделю, но казалось, что за эти семь дней минула целая эпоха. Доселе постылые деревья, кусты, бревенчатый сруб, наполовину закопанный в землю, и даже шумевший внизу ручей внезапно стали родными, уютными и безопасными. Слепцов был дома.

Посидев немного на грубо сколоченной лавке у входа в землянку, Иван встал и пошел в сторону ручья, туда, где виднелась свежевыкопаная могила. Земля на ней уже немного просела, и воткнутый сверху крест из двух толстых веток, перевязанных веревкой, слегка накренился.

Слепцов подошел к могиле и аккуратно поправил крест. Он постоял немного у последнего пристанища отца, вспоминая его, дядю Колю, маму, друзей в детском саду, свои мечты, которым теперь не суждено было сбыться. Затем Иван повернулся и медленно пошел обратно к землянке. Нужно было разжечь костер и приготовить что-нибудь поесть.